19 Jun 18 | Journalism Toolbox Russian
[vc_row][vc_column][vc_column_text]
Из-за нехватки печатной бумаги в Венесуэле газеты закрываются, но онлайн СМИ развиваются быстрыми темпами, заполняя информационные дыры и донося до народа последние новости. Луис Карлос Диаз ведёт репортаж из Каракаса.
[/vc_column_text][vc_single_image image=”100973″ img_size=”full”][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column][vc_column_text]
«Ель Импульсо», венесуэльская газета с более, чем 110-летней историей, объявила о завершении своей работы в мае, и это уже не впервые. Подобное заявление прозвучало в январе, а потом ещё одно в феврале. Всё время журналисты работали в поте лица, страницы были приготовлены и было много новостей. Единственная причина, которая остановила печать – нехватка бумаги. Эта проблема присутствует в Венесуэле уже два года. В 2013 году 10 газет закрылись. Много других сократили размер. На помощь приходят онлайн новости.
Многим газетам пришлось пересмотреть свои планы. «Ель Коррео дель Карони» сократилась с 32 до 8 страниц. «Ель Национал» уменьшила новостные сообщения, а также секцию культуры и спорта, обзор журналов и художественные приложения. Даже проправительственная газета «Диарио Вея» несколько раз заявляла, что она обречена (хотя позже её спасли).
Интернет стал местом, где свободно и спонтанно собирается информация со всей страны. В Венесуэле – стране с населением в 29 миллионов – интернет достигает только 54% жителей, но в последнее время произошёл стремительный рост в сфере цифровой индустрии, так как предприниматели пытаются привлечь новых пользователей. Новые сайты включают в свой список Poderopedia.org, который разработал в июне разочарованный журналист с целью расследования связей между политиками, бизнесменами и военными чиновниками.
«SIC», самый старый журнал страны, управляемый иезуитским политическим центром в Каракасе, решил печататься в убыток в этом году, так как пока разрабатывает цифровую стратегию. Ещё один вызов, перед которым стоит издание, это завлечение подписчиков (средний возраст которых 56 лет) в интернет. Главная разница между ситуацией в сфере средств массовой информации в Венесуэле и в остальном мире в том, что когда где-то говорят о завершении печатного журнализма, то это обычно рассуждения на тему меняющейся технологии; в Венесуэле же всё по-другому. Миграция на цифровые платформы является способом противостояния кризису нехватки бумаги.
«Андриариос», некоммерческая медиа-организация с Колумбии, спасла «Ель Импульсо», организовав срочную поставку требуемой бумаги. «Это позволило нам печататься ещё месяц», ― говорит Карлос Эдуардо Кармона, президент газеты. «Мы всё ещё выживаем день ото дня. Руководители СМИ чувствуют себя как пожарники, постоянно контролируя критические ситуации».
Инфляция в Венесуэле уже достигла критического уровня (в 2013 году она составляла 60 % согласно официальным заявлениям). Однако цена печати с июня 2013 до января 2014 возросла на 460 процентов.
Нехватка бумаги – только одна из многих особенностей Венесуэлы. Экономика, которая полностью зиждется на нефти, создала государство с пороком в самом сердце. Почти ничего не производится в стране; практически всё импортируется: лекарства, основные продукты питания и автомобильные запчасти. А эти товары не так легко закупить на международном рынке. Все закупки должны проводится государством, которое создаёт крайне сложную систему, приводящую к дефициту.
Закон про обмен валюты был принят действующим в 2003 году президентом Уго Чавезом, а это означало то, что только государство могло распоряжаться покупкой и продажей долларов. Правительство также имеет список товаров, на которые в первую очередь выделяются доллары. Но в августе 2012 года было вынесено решение убрать бумагу из этого списка, значительно увеличив тем самым её стоимость и создав сложности для тех, кто её импортирует.
Результат таких действий дал о себе знать только год спустя, когда стало очевидно, что запасы бумаги иссякли, а заголовки про дефицит туалетной бумаги в стране появились в зарубежных новостях. Ущерб для газетной индустрии был, однако, долгосрочным. Самые большие газеты страны сократили количество страниц в последующие шесть месяцев, убирая целые секции и вставки.
И хотя кризис начался с принятием государственного решения в 2012 году, ситуация усугубилась через волну протестов, которые разразились в феврале 2014 года. Ряд молодёжных демонстраций выступил с требованием сложения полномочий правительства, и эти протесты быстро переросли в ожесточённые столкновения, в которых погибло 42 человека и более чем 3,000 были задержаны. За несколько недель до бунта, журналисты и студенты-журналисты из Каракаса, Баркисимето, Сьюдад-Гуаяны выходили на демонстрации, которые сопровождались акцией в социальных сетях. «Блок де Пренса», сообщество редакторов, подсчитал, что задолженность перед поставщиками составляла как минимум $15 миллионов.
Государство в ответ централизовало закупки бумаги за день перед самым главным протестом.
В результате сейчас существует только одна структура, которая уполномочена проводить иностранные закупки бумаги. Все газеты и вся редакционная индустрия страны полагается на неё касательно своих поставок.
Кармона, из «Ель Импульсо», говорит, что запаса бумаги в стране хватает лишь на половину запроса. Вопреки практике других газет, он ещё не был вынужден поменять свою оппозиционную редакторскую позицию, но газета сократилась с 48 страниц до 12 или 16. «Мы не хотим закрываться, но мы также не хотим стать частью Пирровых СМИ с ограниченным вещанием. У меня больше нет места для репортажа. Мы вырезаем информацию, уменьшаем размер шрифта и пропуски между строками. Мы помещаем меньше фотографий. Новости телеграфические и низшего качества. Но по крайней мере, мы работаем».
Официальная статистика на закупки доллара с января по апрель 2014 обнародовала, что $7.41 миллиона было утверждено на закупку бумаги для СМИ. 85% от этой суммы ($6.3 миллиона) было предназначено для «Ультимас Нотициалс», газете с наибольшим тиражом в стране, которую купили в 2013 году за капитал, связанный с национальным правительством.
После выкупа, «Ультимас Нотициалс» сменила свою редакторскую позицию в пользу правительства. Многие ведущие журналисты газеты уволились сами, или были уволены.
Мигель Энрике Отеро, главный редактор «Ель Национал», единственной оппозиционной газеты, которая осталась в Каракасе после продажи «Ель Универсаль» в июле, говорит: «Государство прекрасно понимает потребности газет. Они знают, что утвердили валюту для закупки бумаги, но всё же деньги не выдаются по необъяснимым причинам, и нам остаётся только догадываться, что эти причины носят политический характер. Всё, что им нужно сделать, это купить медийную сеть, которая будет им прислуживать, и тогда деньги польются рекой».
Марияенграция Чиринос, информационный исследователь и член Венесуэльского института прессы и общества, убеждена, что бумажный дефицит больше влияет на читателей, чем на компании: «Информация теперь неполная. Она вынуждена находить другие места для существования и прибегать к само-публикации, что с одной стороны может быть и не плохо, но, когда это является ответной реакцией на ограничения, это может повлиять на способность граждан выбирать источники своих сведений».
В Венесуэле прослеживается очень сильная поляризация со времён coup d’etat (ред. с французского – революция) в 2002, но последние выборы в 2013 году, после смерти противоречивого лидера Уго Чавеза, ещё больше разочаровали оппозиционных активистов из-за спорного результата (разница голосов, которые принесли победу Николасу Мадуро, составила всего лишь 1.49 процента). Фернандо Гулиани, социальный психолог, говорит: «Поляризация настолько сильна, что у государственных СМИ нет места на осветление оппозиционных вопросов, будь это новости или точка зрения. Мы сожгли все мосты и больше не осталось места для диалога».
[/vc_column_text][vc_column_text]
This article originally appeared in the spring 2014 issue of Index on Censorship magazine.
[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column width=”1/4″][/vc_column][vc_column width=”3/4″][/vc_column][/vc_row][vc_row content_placement=”top”][vc_column width=”1/3″][vc_custom_heading text=”The war of the words” font_container=”tag:p|font_size:24|text_align:left” link=”url:https%3A%2F%2Fwww.indexoncensorship.org%2Fnewsite02may%2F2014%2F02%2Fthe-war-of-the-words%2F|||”][vc_column_text]Our special report, starts with WWI where the current use of the term propaganda was invented and looks at poster campaigns, and propaganda journalism in the USA, but our writers also look at WWII, Iraq, Afghanistan and Syria.
[/vc_column_text][/vc_column][vc_column width=”1/3″][vc_single_image image=”80560″ img_size=”medium” alignment=”center” onclick=”custom_link” link=”https://www.indexoncensorship.org/newsite02may/2014/02/the-war-of-the-words/”][/vc_column][vc_column width=”1/3″ css=”.vc_custom_1481888488328{padding-bottom: 50px !important;}”][vc_custom_heading text=”Subscribe” font_container=”tag:p|font_size:24|text_align:left” link=”url:https%3A%2F%2Fwww.indexoncensorship.org%2Fnewsite02may%2Fsubscribe%2F|||”][vc_column_text]In print, online. In your mailbox, on your iPad.
Subscription options from £18 or just £1.49 in the App Store for a digital issue.
Every subscriber helps support Index on Censorship’s projects around the world.
SUBSCRIBE NOW[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row]
19 Jun 18 | Journalism Toolbox Russian
[vc_row][vc_column][vc_column_text]
Повесть нации
Ричард Сеннет
Достоинства и опасности патриотизма
зависят от перспективы освещения событий
[/vc_column_text][vc_single_image image=”100975″ img_size=”full”][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column][vc_column_text]
Заявление доктора Джонсона о том, что патриотизм является последним убежищем негодяев обесценивает одно из самых пылких человеческих чувств. Доктор предполагает, что коварный президент или премьер-министр могут легко манипулировать любовью к стране в целях достижения своих меркантильных интересов. А также то, что массы настолько невежественны и слепо верящие, что стоит негодяю помахать флагом, рассказать о крови и почве и патриотичные плебеи безотказно последуют за ним.
На самом деле, понятие патриотизма очень многогранно. Патриотическое чувство состоит из множества элементов. Любовь к Родине такое же сложное и колеблющееся чувство, как и другие виды любви. Патриотизм создаёт повесть совместной жизни. Жизни, которая объединяет различных людей. Достоинства же и опасности патриотизма зависят от того, как мы освещаем события.
Это не просто образ какой-то конкретной нации или культуры, а именно образ, созданный повествованием. Разрушительные элементы патриотизма представляются нам тогда, когда мы придумываем себе развязку, катарсический климакс истории отдельной группы людей или культуры. Момент, когда решительное действие наконец-то определит их судьбу. Опасность, которую демонстрирует нам история, в том, что развязка событий очень часто включает в себя гонение или истребление других народов во имя очищения.
Рассказы о деструктивном патриотизме, который приводит к агрессии против других и, как будто бы, что-то заполняет в этой истории, поддерживает, в частности, крепкое обещание группам людей, которые разделены внутри или дезориентированные чем-то посторонним. Для людей, которые запутались, патриотизм является последним пристанищем.
Понятие, что как-то затяжной разлад может решится деструктивным актом очищения, является реальной опасностью патриотического опыта. Оно также представляет современное значение патриотизма в сегодняшнем мире.
В молодости я пережил патриотический кризис вместе с другими молодыми людьми, которые были против Американской войны во Вьетнаме в 1960-1970 годах. Тогда, как и сейчас, Соединённые Штаты не были таким слаженным внутренним механизмом, который часто представляют себе иностранцы. В стране был разгар расизма, экономический рост после Второй мировой войны временно приостановился, и белый рабочий класс начал страдать. Американское богатство тогда, как, впрочем, и сейчас, принадлежало элите.
Когда Америка уверенно вторглась во Вьетнам в середине 60 годов, наша страна действительно имела многолетнее патриотическое повествование: Америка представлялась в облике спасителя, защищая чужеземцев от уничтожения друг друга. Это патриотическое повествование сформировалось во время двух мировых войн и оправдывало огромные расходы на холодную Войну. Вьетнам был только ещё одной страницей в этой установленной истории. Когда солдаты, такие как молодой Колин Пауэлл, вошли во Вьетнам, они быстро увидели, что о спасении и речи быть не могло. Враг оказался решительным и преданным идее народом. Союзники, на чьей стороне сражались американские войска, были коррумпированными, не любимыми местным населением бюрократами, и сама американская стратегия оказалась неспособной достичь обещанного спасения.
Это патриотическое повествование, подорванное неудачной чужеземной авантюрой, свернуло не в ту сторону. Оно развернулось в сторону тех граждан, которые были против войны. Американские войска набирались в своём большинстве из бедных чёрных и бедных белых из южных штатов. Молодым мужчинам среднего класса, которые учились в университетах, в основном удавалось избежать военной службы. Однако именно они, молодые люди среднего класса были самыми громкими голосами против войны. В принципе, они были друзьями, представителями тех, кто страдал заграницей. Но практике патриотизм оказался совсем иной.
Мы знаем от исследователей, таких как Роберт Джей Лифтон и Роберт Ховард, среди многих других, что войска чувствовали себя осаждёнными с двух сторон: во Вьетнаме местным населением и на родине своими протестующими друзьями. Вьетнамцы считались патриотическими врагами, а протестанты, выступающие против ситуации, в которую были втянуты войска, обвинялись в антипатриотических настроениях. Так как уверенная победа на территории Вьетнама не состоялась, всепоглощающая победа против врага в стране стала ещё более желанной. В 1968 году, вспоминает Ховард, на пике протестов против войны, тысячи американских военных носили на шлемах надпись: «Америка – или люби, или убирайся».
Чувство предательства изнутри утвердило некое решение, некую «фантазию», как описывает Лифтон. Правительство должно предпринять решительные меры, чтобы заставить замолчать этих внутренних врагов и оправдать патриотический проект. И в Штатах общественное желание, чтобы политики сделали что-то решительное для подавления внутреннего беспорядка и протестов, привело к власти представителя правого крыла Ричарда Никсона.
Я вспоминаю эту историю в частности потому, что она демонстрирует составные ингредиенты патриотического чувства. Эти американские войска и рабочие классы внутри страны не были мерзавцами. Они очень запутались. Под прикрытием войны с внутренним врагом, эти люди представляли себе другую войну внутри их общества, войну против предателей, притворяющихся друзьями. Всепоглощающая цель в этой внутренней борьбе во имя оправдания патриотического повествования – подавить несогласных.
Я вспоминаю эту историю и потому, что она может помочь вам понять что-то про динамику американского общества сегодня. Язык, на котором говорят сегодня в Вашингтоне, всё тот же классический язык спасения, искупления, добра которое побеждает зло, и так же, как и в прошлом, сценарию этого рассказа, стратегическому сценарию, не хватает ясности и цели. Но давайте порассуждаем о внутренней ситуации американской сверхдержавы. Сейчас это страна, которая внутренне разделена и разъединена ещё больше, чем 40 лет назад. Она запутанная и сильно озлобленная террористическими атаками. Страна, в которой внутреннее разделение классов сильно увеличилось, чьи расовые деления и этнические конфликты ещё не зажили.
В отличии от Британии – и это то, чем я поражён, как моментом англо-европейского недопонимания – Американские левые не исполняют традиционной роли лояльной оппозиции. И я почему-то убеждён, что некоторые представители американских левых сил очень хорошо усвоили «вьетнамский» урок.
Они замолчали из-за страха, что оппозиция может истолковать их противостояние, как доказательство, что они плохие Американцы. Вот как усваивается синдром на практике.
Размышления в рассказах, конечно, являются основным элементом в толковании повседневного мира, так же, как и мира искусства. И повести в повседневном мире, как и в искусстве, не следуют неизменно единому набору правил. Как и в художественной литературе, истории, которые мы разделяем в повседневной жизни, не должны заканчиваться очистительными актами, которые подавляют или разрушают. И больше не надо патриотизму следовать единому курсу. Если стратегические дефекты современной американской стратегии такие же, как и во время Вьетнамской войны – а на мой взгляд так и есть – тогда задача нашего народа, то есть американского народа, избежать того, что произошло во Вьетнаме, избежать поиска повествовательного катарсиса, когда мы обращаемся друг к другу в поиске резолюции, решения, определяющего момента.
[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column][vc_column_text]
Ричард Сеннет, профессор социологии из Лондонской Школы Экономики Нью-Йоркского университета. Это отредактированная версия речи, которую представили на дебатах Индекс/Оранж, Оксфорд 2003
[/vc_column_text][vc_column_text]
This article originally appeared in English in the autumn 2003 issue of Index on Censorship magazine.
[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row][vc_row content_placement=”top”][vc_column width=”1/3″][vc_custom_heading text=”Rewriting America” font_container=”tag:p|font_size:24|text_align:left” link=”url:https%3A%2F%2Fwww.indexoncensorship.org%2Fnewsite02may%2F2003%2F09%2Frewriting-america%2F|||”][vc_column_text]What is America becoming? A country whose citizens take in the notion of free expression with their mother’s milk now seems to find it inconvenient or unpatriotic.
[/vc_column_text][/vc_column][vc_column width=”1/3″][vc_single_image image=”90596″ img_size=”medium” alignment=”center” onclick=”custom_link” link=”https://www.indexoncensorship.org/newsite02may/2003/09/rewriting-america/”][/vc_column][vc_column width=”1/3″ css=”.vc_custom_1481888488328{padding-bottom: 50px !important;}”][vc_custom_heading text=”Subscribe” font_container=”tag:p|font_size:24|text_align:left” link=”url:https%3A%2F%2Fwww.indexoncensorship.org%2Fnewsite02may%2Fsubscribe%2F|||”][vc_column_text]In print, online. In your mailbox, on your iPad.
Subscription options from £18 or just £1.49 in the App Store for a digital issue.
Every subscriber helps support Index on Censorship’s projects around the world.
SUBSCRIBE NOW[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row]
19 Jun 18 | Artistic Freedom, News and features
[vc_row][vc_column][vc_video link=”https://youtu.be/KXX0b4hka4g”][vc_column_text]The right to freedom of expression is considered by many to be a cornerstone of a modern democratic society. Countries that fail to adequately protect this hallowed right – routinely censoring journalists, writers and musicians whose speech challenges and offends those in power – are rightly regarded by the West to be the worst examples of dictatorial, autocratic regimes.
But right here in the UK, artists are fighting the censorship of their work by global corporations bowing to pressure from and, arguably, colluding with the state and its organs. In May of this year YouTube, the video streaming platform owned by Google, succumbed to pressure from the Metropolitan Police and took down 30 music videos made by drill artists. The Met had been trying to persuade YouTube for almost two years to take down between 50 and 60 videos, alleging the material was contributing to the increase in violent crime on London streets.
This attack on the freedom of expression of musicians who make drill music does not stop at the removal of their videos from YouTube. Defendants convicted in criminal cases may in the future be banned from making music for a period up to three years if the offender is under 18 and indefinitely for adult offenders under criminal behaviour orders[1]. Crucially, the prosecution can use evidence to support the making of an order that would not have met the strict rules of admissibility as in a criminal trial[2]. The threat to freedom of expression goes further. The Met have expressed publicly their intention to push for new legislation, similar to anti-terrorism laws, that will criminalise the making of drill videos.
Drill is not for everyone. The lyrics are violent. There is liberal use of expletives. Descriptions of acts of violence using knives and guns are common themes. The images portrayed in the accompanying videos are similarly hard-hitting. Large groups of mainly young, mainly black men can be seen inhabiting the screen wearing hoodies and tracksuit bottoms – the uniform of the young in some sections of society.
Drill DJs are not, however, pioneers of explicit lyrics and violent images in music. The genesis of what is known as drill in the UK today sprang from a trap-style rap that originated in Chicago in the early 2010s. The hip hop of the 1980s and the gangsta rap of the 1990s are all part of the same family tree of poetic verse poured over a thumping beat. Drill is a close relative.
Nor is it new to blame this type of music for inciting violence. In the 1990s C. Delores Tucker campaigned against violent lyrics aimed at women in rap music. Then, as now, there was little direct evidence of a causal link between rap music and particular acts of violence. What the critics of this music fail to grasp is that the lyrics of this genre of music are inspired by, and not the cause of, the violence that infects the lives of many of these young men.[/vc_column_text][vc_row_inner][vc_column_inner width=”1/4″][vc_icon icon_fontawesome=”fa fa-quote-left” color=”black” background_style=”rounded” size=”xl” align=”right”][/vc_column_inner][vc_column_inner width=”3/4″][vc_column_text]
Censorship of a form of music which affords an already marginalised minority a rare opportunity to express themselves publicly is an attack against their fundamental rights as human beings.
[/vc_column_text][/vc_column_inner][/vc_row_inner][vc_column_text]Looked at in its true context then, drill is less about inspiring violence and more about providing a narrative of lives defined by violence. They are telling the stories of their lives, minus the sugar-coating, just as other writers, poets and musicians have done before them.
The courtroom has often been the battleground of the clash between the values of the young minority against those of the old majority. In 1960 Penguin Books was prosecuted under the Obscenity Act 1959[3] for the publication of a book entitled Lady Chatterley’s Lover. The prosecution’s case was that the book had a tendency “to deprave and corrupt” those who read it in daring to portray the affair of a married woman with the family’s gamekeeper. Penguin Books was acquitted[4].
In 1971, the publishers of a satirical magazine were prosecuted when an issue of the magazine featured a sexualised cartoon of the children’s literary character Rupert the Bear. Known as the Oz trial, the three defendants were convicted by the Crown Court but were then acquitted on appeal[5].
Today, UK common law has arguably been strengthened by the enactment of the Human Rights Act 2000 by enshrining in law article 10 of the European Convention of Human Rights[6]. One former Court of Appeal judge said this of the importance of freedom of expression: “Free speech includes not only the inoffensive but the irritating, the contentious, the eccentric, the heretical, the unwelcome and the provocative provided it does not tend to provoke violence. Freedom only to speak inoffensively is not worth having.”[7]
You or I may not wish to stream drill music videos on our mobile device. Many people may find the content offensive. The videos may even be performed by individuals who are suspected of a crime or have criminal convictions[8]. None of this should confer on the state, aided and abetted by global corporations, a wide-ranging power that ultimately infringes the right of musicians to express themselves freely.
This censorship of a form of music which affords an already marginalised minority a rare opportunity to express themselves publicly is an attack against their fundamental rights as human beings.
We all need to sit up and take notice.
1. Under Part 2 of the Anti-social Behaviour, Crime and Policing Act 2014. Such an order may contain requirements for the defendant to inform the police of any activity that may be in breach of the order. The order may be varied, reviewed or discharged. Breach of the order is in itself a criminal offence.
2. An CBO was made recently against 1011 members Micah Bedeau, Jordean Bedeau, Yonas Girma, Isaac Marshall and Rhys Herbert. They are required under the CBO to inform the police 24 hours in advance of their intention to publish any videos online and are required to give a 48 hours warning of the date and locations any live performance.
3. The 1959 Act is still on the statute books.
4. R v Penguin Books Ltd. [1961] Crim LR 176.
5. R v Neville, Dennis & Anderson, The Times, 24 June 1971.
6. Article 10 (1) ECHR states: “Everyone has the right to freedom of expression. This right shall include freedom to hold opinions and to receive and impart information and ideas without interference by public authority and regardless of frontiers. This article shall not prevent states from requiring the licensing of broadcasting, television or cinema enterprises.” Article 10 (2) sets out limitations to this right.
7. Sir Stephen Sedley in Redmond-Bate v Director of Public Prosecutions [1999] Crim LR 998.
8. A number of successful high-profile rap artists have criminal convictions.[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row][vc_row full_width=”stretch_row_content”][vc_column][three_column_post title=”Artistic Freedom” full_width_heading=”true” category_id=”15469″][/vc_column][/vc_row]
19 Jun 18 | Artistic Freedom, News and features, Risks, Rights and Reputations
[vc_row][vc_column][vc_single_image image=”100614″ img_size=”full”][vc_column_text]Artists make the work. Institutions put the work on. That’s the deal. It’s a simple but weird relationship. The art would probably still live without the institution but the latter could not exist without the art. Still the institution is charged with incredible power – to commission, to programme, to bring the art into the public psyche. And when the work is threatened, power over it is in the hands of the institution.
The moment the threat comes is difficult to describe. Charged, surreal, heart beating fast. Not knowing where this is going to land or end. Will there be violence, humiliation, cuts to funding? A variety of narratives emerge. It’s difficult, for everyone. I’ve had a few brushes with controversy. I understand the pain and loss which occurs when the work is halted and I’ve seen how tough it is for good people in institutions under pressure, trying to do the right thing, unsupported and cornered. They can too easily become malleable. Fear takes hold, they cave in and the work is withdrawn. And something dies in everyone.
In 2004, after protests against my play Behzti (Dishonour) turned violent, the Birmingham Rep cancelled the run following police advice. The theatre’s position was immediately attacked by artists and cultural institutions, however politicians remained silent. One Home Office minister, possibly mindful of the large Sikh population in her constituency, remarked that the theatre had thankfully come to the right decision. The clear message from the police and government was that security was paramount and must override freedom of expression.
In 2010 my play Behud (Beyond Belief), was produced by Soho Theatre and Coventry Belgrade. There were rumours about protests. Before the dress rehearsal, a bombshell landed, the police asked the theatres to pull the play. This seemed to be based on no intelligence, merely the fear that something may happen. The theatres refused and the play went on without incident, but once more security was used as an excuse to curtail art.
In 2013, I was asked to remove some lines, which had previously been cleared, from a radio play for the BBC. My producer stood her ground, but was ultimately told if she kept the lines in, we were on our own.
Artists must have the freedom to explore the extremities of their imagination to provoke and poke around amidst the dirt and filth of the human condition. If not, art becomes sanitised and homogenous because it is only borne of fear. A corrosive fear that is the enemy of creativity.
[/vc_column_text][vc_separator][vc_row_inner][vc_column_inner width=”1/2″][vc_single_image image=”96548″ img_size=”full” onclick=”custom_link” link=”https://www.indexoncensorship.org/newsite02may/campaigns/artistic-freedom/rights-risks-and-reputations-challenging-a-risk-averse-culture/”][vc_column_text]
This article is part of Risks, Rights and Reputations, an ongoing series of Index on Censorship workshops and articles challenging our increasingly risk averse culture.
[/vc_column_text][/vc_column_inner][vc_column_inner width=”1/2″][vc_single_image image=”100617″ img_size=”full” onclick=”custom_link” link=”https://www.indexoncensorship.org/newsite02may/2018/06/elephant-protecting-far-right-what-about-our-rights/”][vc_column_text]
[/vc_column_text][/vc_column_inner][/vc_row_inner][vc_separator][vc_column_text]I’ve seen a real lack of consistency around freedom of expression. Decisions made when work is under threat are too dependent on the character of the leadership team and the support and advice they have access to. And sometimes pre-emptive fears mean that work doesn’t even get commissioned or happen in the first place.
Freedom of expression must be at the core of artistic institutions, and the concept of free thinking, cherished and celebrated. This has to come from the top – board and CEO level, if it is to filter down. Artists are by nature mavericks and it’s essential that leaders of institutions do not lose identification with that independent spirit which must also exist within them.
When challenge or threat happens, it is often from leftfield, so organisations are unprepared and taken by surprise. Institutions can help themselves by believing in the work in the first place. So that once something is commissioned or programmed they regard themselves as part of that provocation. This wholehearted commitment to the work might help them to summon the same courage demanded of the artist.
Other agencies such as the police, lawmakers, local authorities pile in pretty quickly when controversy strikes. If artistic institutions, well intentioned but incoherent, fail to make their case, it’s all too easy to stop the art. So it’s really important to spell out what we do and why we do it, because not everyone gets it. Security trumps freedom of expression far too quickly, often before the facts are completely known or understood, because other agencies take their jobs seriously. They, quite rightly, fight their corners and we must fight ours.
There is also the question of why challenge occurs in the first place. Everyone, I believe has the right to protest and express offence. When this turns into calling for the work to be halted, it’s a different matter. I’d encourage institutions to look at their audiences, to consider how open and welcoming they are and honestly question if they are properly embedded into the communities they serve. We need a range of work which is authentic, challenging if it wants to be, and a culture amongst our institutions which encourages audiences to bear what is unbearable. Ask yourselves, where is the heartbeat of your organisation, is it reaching out, breaking new ground, scaring itself and you? This ambition has to come from our leaders who ultimately have control over the creative lens.
In order to support artists, institutions need clear strategies and policies otherwise freedom of expression is meaningless, relegated to nothing more than a woolly liberal idea. Start by integrating freedom of expression into your mission statement and make it clear to other agencies that it is a core value.
When and if work is stopped, the only way of filling the void is to create anew and keep one’s voice alive. As I write this, Elephant, my fourth play for the Birmingham Rep (who produced Behzti) is about to open. It’s a difficult piece about childhood sexual abuse, based on a true story. The production of Elephant is an example of an organisation leaping in with me. Being strong enough to put on a complex piece, and I believe, to have the will to take care of it and defend it if necessary.
Art’s function, after all, is not to maintain the status quo but to change the world. And some people are never going to want that to happen. Let’s remember, if the art is stopped, my silence is your silence too. And I promise you, when it comes, it’s devastating.
We need each other. So let’s be brave together.[/vc_column_text][vc_row_inner][vc_column_inner][vc_custom_heading text=”Related articles” font_container=”tag:h3|text_align:left” use_theme_fonts=”yes”][vc_column_text]
When I started writing my third play, Behzti, in 2003 I could never have imagined the furore which was going to erupt. There was an atmosphere of great tension in the lead up to its production in December 2004, and it was indeed an extraordinary time. Mass demonstrations culminated in a riot outside the theatre.
In December of 2004, Birmingham Repertory Theatre staged the world premiere of Behzti, a new play by Gurpreet Kaur Bhatti, in the smaller of its two theatres, The Door, which is a space exclusively dedicated to the production and presentation of new plays. “Behzti” is a word in common usage amongst the Punjabi speaking community meaning “dishonour” or “shame”.[/vc_column_text][/vc_column_inner][/vc_row_inner][/vc_column][/vc_row][vc_row full_width=”stretch_row_content_no_spaces”][vc_column][three_column_post title=”Risks, Rights and Reputations” full_width_heading=”true” category_id=”22244″][/vc_column][/vc_row]
18 Jun 18 | Index in the Press
A human rights group has criticised a landmark court decision banning a drill group from making music with violent lyrics, claiming the focus on the genre “highlights the danger that racial bias infects the criminal justice system”. Read in full.
18 Jun 18 | Global Journalist (Arabic), Journalism Toolbox Arabic
[vc_row][vc_column][vc_custom_heading text=”نشأت جورجينا غودوين في بلد في حالة حرب.” font_container=”tag:h2|text_align:right”][vc_row_inner][vc_column_inner][vc_column_text]
[/vc_column_text][/vc_column_inner][/vc_row_inner][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column][vc_column_text]
رغم كل شيء، لا يزال عبد العزيز محمد الصبري يبتسم. لكنه لا يستطيع ان لا يشعر بالاكتئاب عندما يرى الصور التي التقطت له قبل بضعة أشهر، والتي يظهر فيها وهو يحمل عدسة كاميراته أو يقوم بتثبيت كاميرا فيديو على حاملها الثلاثي القوائم: “لقد صادرها الحوثيون مني. صادروا كل المعدات التي كنت أملكها. حتى لو أردت الاستمرار في العمل، فلن أكون قادرا على ذلك”، يقول صبري.
صبري هو صحافيّ ومخرج ومصوّر يمني من تعز، المدينة التي شكّلت لفترة وجيزة الجبهة الأكثر دموية في الحرب الاهلية الدائرة في البلاد. وقد عمل صبري في أخطر النقاط الساخنة، حيث قام بتزويد وسائل الإعلام الدولية مثل رويترز و سكاي نيوز بالمواد الصحفية والصور الأصلية من جبهات القتال. “لقد أحببت دائما العمل في الحقل”، يقول صبري، ويضيف: “لقد قمت بعمل جيّد ومثمر حقّا منذ بداية ثورة 2011 “.
منذ بداية الحرب، تدهورت بيئة عمل الصحفيين اليمنيين بشكل مضطرد. على سبيل المثال، خضع الصحفي المخضرم يحيى عبد الرقيب الجبيحي لمحاكمة مغلقة حكمت عليه بالإعدام بعد أن نشر مقالات تنتقد المتمرّدين الحوثيين في اليمن. وقد اختفى العديد من الصحفيين أو تم اعتقالهم، وأغلقت وسائل إعلام عديدة، في خلال السنوات القليلة الماضية.
بحسب صبري، “يواجه قطاع الإعلام وأولئك (الصحفيون) الذين يعملون في اليمن آلة حرب تقوم بسدّ كل الأبواب في وجوهنا، فهي تسيطر على جميع المكاتب المحلية والدولية لوسائل الإعلام. طالت الهجمات والاعتداءات ضدنا 80 بالمئة من الأشخاص الذين يعملون في هذه المهن، من دون أن نشمل الصحفيين الذين قتلوا، كما سجّلت 160 حالة اعتداء وهجوم واختطاف مختلفة. واضطر العديد من الصحافيين إلى مغادرة البلاد للنفاذ بحياتهم مثل صديقي العزيز حمدان البكري الذي كان يعمل لقناة الجزيرة في تعز “.
ولدت في كنف عائلة بيضاء ليبرالية في ما كان يسمى في ذلك الوقت روديسيا في أواخر الستينات من القرن الماضي ، فعاشت في حقبة من الفظائع حيث قاتلت حكومة الأقلية البيضاء التي قادها الرئيس إيان سميث المتمردين من جيش التحرير الوطني الإفريقي الزيمبابوي بزعامة روبرت موغابي. تم تجنيد أخاها الأكبر بيتر ، وهو الآن صحفي ومؤلف ، لقتال المتمردين في صفوف شرطة جنوب أفريقيا البريطانية. كما قُتلت أختها الأكبر سنا ، جاين ، في عام ١٩٧٨ عندما وقعت هي وخطيبها في كمين للجيش.
بعد انتهاء الحكم الأبيض في عام ١٩٨٠ ، وفوز موغابي في الانتخابات كرئيس للوزراء لما يسمّى بزيمبابوي الآن، غادر بعض البيض البلاد. لكن غودوين بقيت ، وأصبحت مذيعة راديو معروفة في إذاعة الدولة، واستضافت لاحقًا البرنامج التلفزيوني الصباحي “AMZimbabwe” مع شركة زيمبابوي للبث الإذاعي.
لكن بحلول أواخر التسعينيات ، أصبحت وظيفتها محفوفة بمخاطر متزايدة اذ كانت حكومة موغابي قد أصبحت أكثر استبدادية وفسادا. بدأت حركة معارضة بقيادة نقابيين مدعومين من بعض البيض في التبلور ، وشعرت غودوين بالانجذاب نحوها على نحو متزايد كما تقول في مقابلة مع غلوبال جورناليست: “شعرت أنه سوف يكون عملا غير مسؤول اذا لم أقل أو أفعل شيئا بما أنني كنا في منصب عام”.
عندما أخبرتها مجموعة من الأصدقاء أنهم يعتزمون الذهاب إلى المحكمة للطعن في احتكار شركة زيمبابوي للبث الإذاعي للأثير، عرضت مساعدتها في انشاء أول محطة إذاعية مستقلة في البلاد اذا ما فازوا بالطعن. وفي قرار مفاجئ في عام ٢٠٠٠ ، سمحت المحكمة العليا في زيمبابوي للمحطة بالمضي قدمًا.
تقول: “بينما كنت على الهواء ، أتلقى أحوال الطقس ، وأدردش حول الموسيقى ، جاءت المكالمة الهاتفية من المحكمة – لقد فازوا بالقضية…تابعت البرنامج وفي نهايته أعلنت استقالتي على الهواء وقلت: “أنا آسفة حقاً ، ستكون هذه آخر مشاركة لي مع شركة زيمبابوي للبث الإذاعي “. لم أستطع أن أقول أين كنت سأذهب بعد ذلك لأن الأمر كان لا يزال سراً. في تلك المرحلة، لم نكن نعرف حقًا كيف سنقوم بإنشائها [محطة الراديو] أو ما كنا سنفعله”.
بدأت إذاعة كابيتال أف أم التي سوف تكون قصيرة العمر تبث بعد فترة وجيزة من جهاز إرسال على سطح فندق في هراري. وفي غضون أسبوع ، أصدر موغابي ، الرئيس آنذاك ، مرسومًا بإغلاق المحطة ، وقام الجنود بمداهمة استوديو كابيتال إف أم ، مما أدى إلى تدمير معداته.
في عام ٢٠٠١ ، انتقلت غودوين إلى لندن ، حيث أسس مؤسسو كابيتال أف أم محطة يطلق عليها راديو أس.دبليو أفريقيا لإذاعة الأخبار والمعلومات إلى زيمبابوي عبر الموجة القصيرة. أصدرت حكومة زيمبابوي قرار باعتبارها هي وزملاؤها “أعداء للدولة”. وأصبحت رحلات الزيارة إلى البلاد ، حيث ما زال أهلها المسنون يعيشون فيها ، مسألة محفوفة بالخطر.
أمضت غودوين عدة سنوات مع إذاعة أس.دبليو أفريقيا قبل أن تصبح صحافية مستقلة تتعاون مع عدد من وسائل الإعلام البريطانية. تشغل حاليا منصب محررة الكتب لدى مونوكل ٢٤، وهي محطة راديو على الإنترنت تابعة لمجلة مونوكل. وتستضيف البرنامج الأدبي “لقاء مع الكتاّب” وكثيراً ما تظهر في برامج الشؤون الراهنة في مونوكل ٢٤.
وتحدثت غودوين مع تيودورا أغاريسي من غلوبال جورناليست، عن منفاها من زيمبابوي وعن مشاعرها حيال إطاحة الجيش الزيمبابوي لموغابي العام الماضي. اليكم النص المحرّر للمقابلة:
غلوبال جورناليست: ما مدى صعوبة التكيف مع الحياة في المملكة المتحدة؟
غودوين: لقد كان التكيف مثيرا للاهتمام حقًا. أبدو مثل غالبية البريطانيين ، فأنا بيضاء وليس لدي لهجة قوية بشكل خاص، لذلك ينظر الناس إليّ ويظنون أنني بريطانية.
لكنني عندما وصلت إلى هنا لأول مرة ، لم أكن أفهم كيفية عمل شبكة قطار الأنفاق، والتلميحات الثقافية والتاريخية التي نشأ عليها الناس على شاشات التلفزيون ، ولا حتى الفجوة الطبقية الهائلة التي تجدها هنا.
أعتقد ، خاصة بعد خروج بريطانيا من الاتحاد الأوروبي ، إنني أدرك تمامًا حقيقة أنني لست بريطانية، لكنني لندنية. إن التواجد في لندن يعني أننا جزء من المدينة ، لكن هذا لا يعني أننا بريطانيون ، وبالتأكيد لا يعني أننا جزء من الناس الذين اختاروا أن ينسحبوا إلى الداخل ويرفضوا بقية العالم كما فعلوا عندما صوتوا لصالح خروج بريطانيا من الاتحاد الأوروبي.
غلوبال جورناليست:كيف تقيمين حرية الصحافة في زيمبابوي الآن؟
غودوين: بعض كبار السن الذين كانوا يكتبون مقالات شجاعة جدًا ، فهم لا يزالون على مساراهم. نحن بحاجة إلى أن نحيي هؤلاء الذين فعلوا ذلك في الأوقات العصيبة التي كانت تتعرض فيها مكاتب الصحف للتفجير ، عندما كان الصحفيون يختفون ويتعرضون للضرب.
أعتقد أن الأمر أسهل الآن اذ يشعر الناس بجرأة أكبر للتعبير عن آرائهم والتحدث عن ما يجري. سأكون مهتمًة جدًا في الفترة التي سبقت انتخابات [يوليو ٢٠١٨] برؤية كم يسمح لهم في الواقع بالتحدث بحرية ، ولكنني أعتقد أن هناك بعض الصحفيين والمراسلين المذهلين الذين يقومون بعمل ممتاز على الرغم من الكلفة التي يتحملونها في سبيل ذلك.
فيما يتعلق بكيفية تغطية الإعلام الأجنبي لزمبابوي ، فإن الناس لديهم خيار حقيقي. الإنترنت موجود ، والصحف المستقلة تنتشر ، ومن ثم توجد المحطات الدولية مثل قناة الجزيرة ، ومحطة بي.بي.سي ومحطات جنوب أفريقيا.
غلوبال جورناليست: نائب الرئيس موغابي السابق ايمرسون منانجاغوا هو الآن رئيس البلاد. كان قد خدم وزيراً لأمن الدولة في الثمانينيات ، عندما قتلت قوات الأمن ما يصل إلى ٢٠،٠٠٠ مدني. هل تعتقدين أن العودة الآن ستكون آمنة؟
غودوين: لقد زرت البلاد مرتين منذ أن غادرتها، في المرتين باستعمال جواز سفر مختلف لم يعد بإمكاني الوصول إليه. نظرًا لأنني كنت في التلفزيون ، لا يهم ما هي الأسماء الموجودة في جواز سفرك. يعرفك الناس من التلفزيون.
أنت تعتمدين بشكل أساسي على حسن نية ضابط الهجرة ، وعليك فقط أن تأملين ألا يكون شخصًا ما على علم بما كنت تعملين من قبل أو إذا كان على علم به ، فهذا أمر لا مشكلة معه لديه.
كما كتب أخي في إحدى مذكراته ، وصل يوما الى المطار و سأله ضابط الهجرة: “هل تربطك علاقة قرابة مع جورجينا؟”
أعتقد أنه حاول عدم الرد ، لكن الضابط قال بهدوء: “أرجوك أخبرها أننا نستمع إليها كل يوم”.
السؤال الآن ، في ظل التغيير في الحكومة ، هو هل سأكون موضع ترحيب؟ ما زلت أتحدث بصراحة عما أفكر به. ليس لدي أي عداوة شخصية تجاه [الرئيس] ايمرسون منانجاغوا ، لكنني أعتقد أن ما جرى في عهده بالوزارة كان إجرامياً. كانت إبادة جماعية.
لست متأكدًة من أنه سيرحب بي في البلد الذي يتحكم فيه هذا الرجل الآن. لكن أشعر بالكثير من التفاؤل في مستقبل البلاد. نحن الآن في وقت أصبح فيه للزيمبابويين خيارًا حقيقيًا وآمل أن ما يفعلونه هو ليس شيء يتم إملائه من قبل التاريخ وأن لا يصوتوا فقط لأنهم كانوا دائمًا مؤيدين لحزب الاتحاد الوطني الأفريقي الزيمبابوي/الجبهة الوطنية (الحاكم).
الجيل القادم لديه شيء يقدمه ويمكن أن يأخذنا في اتجاه مختلف. لقد عانى الكثير من الزيمبابويين في ظل النظام ، وأخيرا ، يمكن للجميع أن يستمتعوا بثمار جهود الأشخاص الذين كافحوا بجد ، وليس فقط الصحفيين ، وليس فقط زملائي ، بل كل الناس الذين قاتلوا ضد الفساد العميق واللامبالي بالناس والأشخاص المسؤولين عنه.
[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row]
18 Jun 18 | Index in the Press
A court order has been issued banning drill group 1011 from making music without police permission. On 7 June, The Independent reported that five UK artists from the group 1011 could be banned from making drill music. Today (18 June), an unprecedented court order has been put in place restricting the drill group from creating music without first obtaining police permission. Read in full.
18 Jun 18 | News and features
[vc_row][vc_column][vc_column_text]By Nicole Ntim-Addae and Long Dang. With additional reporting by Shreya Parjan and Sandra Oseifri.[/vc_column_text][vc_single_image image=”100888″ img_size=”full” add_caption=”yes”][vc_column_text]“What do we do next? We are losing our point of reference. The loss of the United States and the United Kingdom as democratic beacons for the rights of journalists and the freedom of information is a bad omen for the rest of the world.”
The question was raised by Javier Garza of Article 19, a British human rights organisation, at the discussion about the growing threats to press freedom in the United States that took place at the Free Word Centre on Thursday 14 June. The panel was held to explore the findings of the unprecedented mission to the USA undertaken by six press freedom groups — Index on Censorship, Article 19, Committee to Protect Journalists, IFEX, International Press Institute, and Reporters Without Borders—in January 2018. Representatives of the groups conducted interviews with journalists in St. Louis, Missouri, Houston, Texas, and Washington DC. Their findings were published in a mission report in May 2018.
Jodie Ginsberg, CEO of Index on Censorship, stated the motivation behind the mission. “It is unusual for press freedom organisations to take a mission to the US”, she said. “According to the findings of the mission, violations of freedom of press and freedom of information may be closer to home.” The mission was carried out in recognition that discussions regarding press freedom are taken for granted in democracies in a way that they are not in authoritarian states.
At the same time, Trump’s hostile rhetoric directed against the US press is problematic for press worldwide. Rebecca Vincent, UK bureau director of Reporters Without Borders, noted that the Trumpian denunciation of the press as “fake news” and “enemies of the people” is gradually becoming a global phenomenon.
Vincent, Ginsberg, and Dave Banisar, senior legal counsel of Article 19 were moderated by Paddy Coulter, director of communications at Oxford Poverty & Human Development Initiative and member of the Article 19 board, to review the mission.
According to the US Press Freedom Tracker, there were 34 arrests of journalists made by the authorities in 2017 alone. Along with that, there has been a noticeable uptick in border controls since 2017, with journalists being searched, forced to hand over their phones for inspection, and denied entry into the U.S. This kind of problematic border control renders it extremely difficult for journalists to travel for work. Moreover, the excessive phone screening not only poses a violation of journalists’ right to privacy, but also a risk to the safety of their sources.
“The US office [of RSF] now puts out a weekly violations report because there are so many of them” said Vincent. The UK is currently ranked 40th out of 180 countries in terms of press freedom, according to the 2018 World Press Freedom Index. The US is faring worse, ranking at 45th. Since the beginning of 2018 alone, two journalists have been arrested and 12 have been attacked. The panelists noted that these problems did not start with the Trump administration. “Don’t get complacent. The beautiful [Clinton-Bush-Obama] administration’s era when nothing went wrong hasn’t existed for a long time.” said Banisar.
Banisar explained how little protection there is for whistleblowers and their sources under the Espionage Act of 1917. It is important to note that the improper use of the act had started before the Trump administration: under the Obama administration, the act was used to prosecute more whistleblowers than ever before. Banisar highlighted the case of Reality Winner, the former NSA contractor who was incarcerated only a few days after she released information that the Russians had hacked the 2016 presidential election. Jen Robinson from Article 19, an Australian human rights lawyer and barrister with Doughty Street Chambers in London and advisor to Julian Assange WikiLeaks founder noted that Wikileaks’ 2010 investigation was unprecedented. Never before has the Espionage Act been used in a civil lawsuit as that would have set the stage for larger news agencies such as The New York Times.
How could we do better?
Ginsberg stressed the importance of “reverse education” – that is, showing people how to navigate the negative environments. Border stops, according to her, are “a deeply concerning intrusion on the confidentiality of a reporter’s sources”. Accordingly, when journalists travel to the US to work, they should be aware of the situation and take steps to protect themselves and their sources. In that vein, Index has provided a journalist tool kit drawing from the experience of journalists who have had to deal with problems first hand. It has also corroborated with the Missouri School of Journalism in Project Exile, which documents the experience of journalists forced to live in exile because of their work.
Vincent reaffirmed that the hostile rhetoric directed at journalists needs to stop, since “the line between hateful, hostile terms and violence against journalists is blurring”. Bainsar emphasized that legal changes needs to be made to facilitate the free flow of information. He also stated that the US government needs to strive to improve its laws on source protection, protection for whistleblowers and statutory rights. Banisar calls for the Espionage Act of 1917 to be “ceremonially buried”.
But it is not all doom and gloom. Ginsberg, pointing to the demonstrations taking place around the world, commented that there is “still a huge appetite to assemble freely”. Banisar reported that the influx of cash flow into organisations such as the ACLU and HRW shows citizens are aware that press freedom violations are not problems they want to see coming back. He also reminded the audience that the president could just serve four years, and there are rules and regulations that would keep him in check. Despite Trump’s adamant dismissal of climate change, 10,000 documents— obtained through the US’s landmark Freedom of Information Laws—from the Environmental Protect Agency were published in The New York Times this past week, demonstrating that there is still professionalism in the use of laws.
“There are still those with liberal values.” said Rebecca Vincent. “There is a younger generation of journalists who care about issues. It’s also about making people realize that this is not just the happening in the ‘world’. This is happening in our borders. We must stand up to our own standards.” [/vc_column_text][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column][vc_basic_grid post_type=”post” max_items=”12″ style=”load-more” items_per_page=”4″ element_width=”6″ grid_id=”vc_gid:1529312741775-6402968b-d0c0-9″ taxonomies=”9044″][/vc_column][/vc_row]
18 Jun 18 | Campaigns -- Featured, Egypt, Statements
[vc_row][vc_column][vc_single_image image=”100868″ img_size=”full”][vc_column_text]Monday 18 June 2018 — Human rights groups expressed growing concern about Egyptian campaigner Amal Fathy and urged authorities to release her immediately.
Ms Fathy was seized by police on 11 May after posting a video about sexual harassment. Ms Fathy and her husband Mohamed Lotfy, co-founder of award-winning human rights group the Egyptian Commission for Rights and Freedoms, had their Cairo home raided by armed police in the early hours of the morning, and she, Mr Lotfy and their two year-old son were taken to a police station.
Mr Lotfy and his son were released several hours later but Ms Fathy remains in custody, where her health is deteriorating. Her lawyer has reported that Ms Fathy, a communications student, is suffering panic attacks in detention. Initially detained for 15 days, Ms Fathy’s detention has twice been extended, with no date yet set for a hearing.
The trigger for the arrest was a 12-minute Facebook video in which Ms Fathy complained about having been sexually harassed at a bank and the difficulties of being a woman in Egypt. Ms Fathy has since been charged with membership of a terrorist organisation.
Mr Lotfy is one of the leaders of the Egyptian Commission for Rights and Freedoms, which coordinates campaigns for those who have been tortured or disappeared. Between August 2016 and August 2017, the ECRF documented 378 cases of enforced disappearance, many of them concerning students. In April 2018, ECRF was awarded an Index on Censorship Freedom of Expression Award.
Index on Censorship, together with international lawyers Doughty Street Chambers and ECRF, last month submitted a complaint on the treatment of Mr Lotfy and his son, and the continued detention of Ms Fathy, to the UN rapporteurs on freedom of expression and human rights defenders.
“We are seriously worried about Ms Fathy and the lack of due process in her case. This continued detention is already having a terrible impact on her own health not to mention that of her young son, for whom Ms Fathy is the primary carer,” said Index on Censorship CEO Jodie Ginsberg.
Egypt has seen an escalation in violence against women and prominent women human rights defenders and activists are routinely harassed and silenced by the authorities. A 2017 poll named Cairo as the most dangerous major city for women.
The organisations ask Egypt to release Ms Fathy immediately.
For more information, please contact Sean Gallagher at Index on Censorship: [email protected].
Signatories:
Article 19
The Arabic Network for Human Rights Information (ANHRI)
Civicus
Doughty Street Chambers
Front Line Defenders
Index on Censorship
PEN International[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column][vc_basic_grid post_type=”post” max_items=”12″ style=”load-more” items_per_page=”4″ element_width=”6″ grid_id=”vc_gid:1571391767658-84d8abc6-2e8d-7″ taxonomies=”25926″][/vc_column][/vc_row]
18 Jun 18 | Global Journalist, Media Freedom, News and features, Zimbabwe
[vc_row][vc_column][vc_column_text]This article is part of Index on Censorship partner Global Journalist’s Project Exile series, which has published interviews with exiled journalists from around the world.[/vc_column_text][vc_single_image image=”100854″ img_size=”full” add_caption=”yes”][vc_column_text]Georgina Godwin grew up in a country at war.
Born to a liberal white family in what was then Rhodesia in the late 1960s, she lived through an era of atrocities as the white-minority government of President Ian Smith battled rebels from Robert Mugabe’s Zimbabwe African National Liberation Army. An older brother Peter, now a journalist and author, was conscripted to fight the rebels in the British South Africa Police. An older sister, Jain, was killed in 1978 when she and her fiancé drove into an army ambush.
After white-rule ended in 1980 and Mugabe won election as prime minister in what was now Zimbabwe, some whites left the country. Godwin stayed and became a well-known DJ on state-owned radio, later hosting the morning television program “AMZimbabwe” for the Zimbabwe Broadcasting Corp.
By the late 1990s, that position was more and more uncomfortable. Mugabe’s government had become increasingly authoritarian and corrupt. An opposition movement led by trade unionists and backed by some whites began to grow, and Godwin felt herself increasingly drawn to opposition politics.”It felt irresponsible to be in a public position and not say or do anything,” Godwin says, in an interview with Global Journalist.
When a group of friends told her they planned to go to court to challenge the Zimbabwe Broadcasting Corp.’s monopoly of the country’s airwaves, she offered to help them start the country’s first independent radio station if they won.
In a surprise decision in 2000, the Zimbabwe Supreme Court allowed the station to go forward.
“While I was on air, getting the weather update, chatting about music, the phone call came through from the court – they have actually won the case,” she says. “I continued the show and at the end I signed off. I resigned on air and said ‘I’m really sorry, this will be my last broadcast with the Zimbabwean Broadcasting Corporation.’ I couldn’t say where I was going next because it was a secret. At that point, we didn’t know really how we were going to set it up [the radio station] or what we were going to do.”
The short-lived Capital FM began broadcasting soon afterwards from a transmitter atop a hotel roof in Harare. Within a week, Mugabe, then president, issued decree closing the station, and soldiers raided Capital FM’s studio, destroying its equipment.
In 2001, Godwin moved to London, where the founders of Capital FM set up a station called SW Africa Radio to broadcast news and information back to Zimbabwe via shortwave. Zimbabwe’s government declared her and her colleagues “enemies of the state.” Return trips to the country, where her elderly parents still lived, became increasingly nerve-wracking.
Godwin spent several years with SW Africa Radio before becoming a freelance journalist and working for a number of British news outlets. Currently, she is books editor for Monocle 24, the online radio station of Monocle magazine. She hosts the literary program “Meet the Writers” and frequently appears on Monocle 24’s current affairs shows.
Godwin spoke with Global Journalist’s Teodora Agarici about her exile from Zimbabwe and her feelings about the Zimbabwe military’s ouster of Mugabe last year. Below, an edited version of their interview:
Global Journalist: How difficult was it for you to adapt to life in the United Kingdom?
Godwin: Adapting has been really interesting. I look like the majority of British people, I’m white and I don’t have a particularly strong accent, so people look at me and they think I’m British.
But when I first arrived here, I had no understanding of how the underground network worked, the kind of cultural and historical things that people have all grown up watching on television, not even the huge class divide that you find here.
I think, particularly after Brexit, I’m very aware of the fact that I am not British, but I am a Londoner. Being in London means that we’re part of the city, but that doesn’t mean we’re British and certainly doesn’t mean that we’re part of the people who chose to really turn inward and reject the rest of the world as they did with the Brexit vote.
GJ: How do you assess press freedom in Zimbabwe now?
Godwin: Some of the old people who were writing very brave stories, they’re still carrying on. We need to salute those people who did it through the bad times when newspaper offices were being bombed, when journalists were being disappeared and beaten up.
I think it’s easier now and people do feel more emboldened to speak out and say what is going on. I’d be very interested to see in the run-up to the [July 2018] election how much they are actually allowed to say, but I think that there are some incredible journalists and correspondents doing excellent work at some cost to themselves.
As for how foreign media covers Zimbabwe, people do have a genuine choice. The internet exists, independent newspapers are publishing, and then there are all the international stations like al-Jazeera, the BBC and South African stations.
GJ: Mugabe’s former vice president Emmerson Mnangagwa is now president. He was minister of state security in the 1980s, when the security services killed up to 20,000 civilians. Do you think it’s safe for you to return now?
Godwin: I’d been there twice since I left, both times under a different passport that I no longer have access to. Because I was on television, it doesn’t really matter what names are in your passport. People recognise you from TV.
You’re basically relying on the goodwill of the immigration officer and you just have to hope that he’s not somebody that was aware of what you’ve done before or if they were aware, it was something that they approved of.
As my brother writes in one of his memoirs, he went in and the immigration officer asked, “Are you related to Georgina?”
I think he tried not to reply, but the officer quietly said, “Please tell her we listen to her every day.”
The question is now, under the change of government, would I be welcome? I’m still being outspoken about what I think. I have no personal animosity towards [President] Emmerson Mnangagwa, but I do believe what was done under his watch was absolutely criminal. It was genocide.
I’m not sure that he would welcome me into what is effectively his country at this point. But I have such wonderful optimism for the country. We’re at a time now where Zimbabweans have a real choice and I hope that what they do is not dictated by history and they don’t just vote because they’ve always been for [the ruling party] ZANU–PF.
The next generation has got something to offer and take us in a different direction. So many Zimbabweans have been suffering under the regime and finally, everybody can enjoy the fruits of the labour, of the people who fought so hard, not just the journalists, not just my colleagues, but all of the everyday people who have just fought so hard against the the deep, uncaring corruption and the people that are in charge of them.[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column width=”1/2″][vc_video link=”https://youtu.be/tOxGaGKy6fo”][/vc_column][vc_column width=”1/2″][vc_column_text]Index on Censorship partner Global Journalist is a website that features global press freedom and international news stories as well as a weekly radio program that airs on KBIA, mid-Missouri’s NPR affiliate, and partner stations in six other states. The website and radio show are produced jointly by professional staff and student journalists at the University of Missouri’s School of Journalism, the oldest school of journalism in the United States. [/vc_column_text][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column][vc_custom_heading text=”Don’t lose your voice. Stay informed.” use_theme_fonts=”yes”][vc_separator color=”black”][vc_row_inner][vc_column_inner width=”1/2″][vc_column_text]Index on Censorship is a nonprofit that campaigns for and defends free expression worldwide. We publish work by censored writers and artists, promote debate, and monitor threats to free speech. We believe that everyone should be free to express themselves without fear of harm or persecution – no matter what their views.
Join our mailing list (or follow us on Twitter or Facebook). We’ll send you our weekly newsletter, our monthly events update and periodic updates about our activities defending free speech. We won’t share, sell or transfer your personal information to anyone outside Index.[/vc_column_text][/vc_column_inner][vc_column_inner width=”1/2″][gravityform id=”20″ title=”false” description=”false” ajax=”false”][/vc_column_inner][/vc_row_inner][/vc_column][/vc_row][vc_row full_width=”stretch_row_content”][vc_column][three_column_post title=”Global Journalist / Project Exile” full_width_heading=”true” category_id=”22142″][/vc_column][/vc_row]
15 Jun 18 | Artistic Freedom, News and features
[vc_row][vc_column][vc_column_text]
Five members of the 1011 gang have been banned from making “drill” music, a type of hip hop characterised by its violent and aggressive lyrics, without police approval.
The Metropolitan Police sought an unprecedented Criminal Behaviour Order (CBO) against the teenage and young adult defendants, prohibiting them from making music that includes lyrics that encourages violence.
A judge ruled in favour of the CBO on Friday 15 June. As part of the three-year order, certain words and themes must not be included in their lyrics, including death, injury, a list of gangs and certain postcodes associated with gang activity.
Also, the Metropolitan Police must be made aware in advance of any new music videos or performances by the group. If requested, police must be granted access to performances. Police must be granted access to social media accounts to check the content of unpublished materials.
“Banning a kind of music is not the way to handle ideas or opinions that are distasteful or disturbing,” Index on Censorship CEO Jodie Ginsberg, said. “This isn’t going to address the issues that lead to the creation of this kind of music, nor should we be creating a precedent in which certain forms of art – which include violent images or ideas – are banned. We need to tackle actual violence, not ideas and opinions.”
Myles Jackman, obscenity lawyer and legal director for the Open Rights Group, joined Index at the court. “The order was unduly onerous and not in line with articles 8 and 10 of the Human Rights Act,” he said. “This is a very worrying indicator for freedom of expression because the police have had a win and in all likelihood they will try again.”
Drill music originated in Chicago, USA, and was exported to south London through YouTube videos. It is the belief of the Metropolitan Police that drill music is responsible for fuelling an escalation in murders and other violent crimes around London.
A number of drill music videos, which tend to feature masked and hooded gangs, have already been removed from YouTube, although it is unclear whether this was the result of a request by the Metropolitan Police.
This article was updated on 18/6/2018 to provide additional details on the nature of the prohibitions.[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column][vc_basic_grid post_type=”post” max_items=”4″ element_width=”6″ grid_id=”vc_gid:1529310858822-db592a88-97d9-7″ taxonomies=”8883″][/vc_column][/vc_row]
15 Jun 18 | Index in the Press
A drill rap group in London has been issued with a court order that bans them from making music without police permission. In what is being described as a legally unprecedented move, members of a group called 1011 have been banned from mentioning death or injury, and from mentioning named postcodes in a gang context. Read in full.
